СПУСК В ДОЛИНУ
Был конец марта, и снег уже начал таять, обнажив темную, не тронутую пока зеленью землю. С гор в долину, подтачивая камни, текли многочисленные ручьи. В воде отражались солнечные лучи. Ее журчание вплеталось в запах ранней весны, разлитый в голубоватом воздухе. Минуя последние завалы светлых, изъеденных временем камней, осторожно нащупывая аккуратными копытцами землю, в долину спускался Барашек. Он был не мал, и не велик ростом, с точеными рожками, обрамлявшими голову четкими серыми спиралями, а концы его темно-коричневой шерсти казались под резким светом солнца то золотистыми, то черными, подобно темной смоле покрывая крепенькое, ладно скроенное тело. Мягкость облику Барашка придавала закругленная морда с высоким, немножко упрямым лбом, освещенная сверху большими и очень ясными темно-карими глазами. В точных движениях Барашка, тем не менее, прослеживалась некоторая усталость: было видно, что идет он издалека и после затянувшегося спуска в долину сил у него осталось мало. Чуточку помешкав у кромки долины, Барашек двинулся не налево, где виднелись мельницы и покрытый грязным снегом луг, а направо - к лесу и осиновой рощице, где текла узкая и удивительно чистая речушка. Там, подогнув передние ноги, Барашек припал к воде и пил ее так жадно и сосредоточено, что не сразу заметил Близнецов, сидевших на ветке дерева, которое росло на другом берегу. Один из Близнецов, совершенно прозрачных, только по контурам тела обрамленных темно-синей каймой, непрестанно окликал Барашка, в то время как другой неспешно играл на арфе, подняв к небу кудрявую голову. "Ты не успеваешь насладиться вкусом воды", - назидательно заметил первый Близнец. " И нельзя пить, стоя по колено в грязи", - он кинул Барашку высокую синеватую чашку, расписанную танцующими греческими девушками с венками на голове, которая вместо того, чтобы разбиться, плавно переплыла по воздуху и опустилась вместе с синеватым блюдцем у ног Барашка. "Спасибо", - удивленно произнес Барашек, и, взяв в передние ноги чашку, сел по-турецки. В эту минуту второй Близнец прервал игру на арфе и, резко размахнувшись, попробовал ее разбить об ствол дерева, на котором сидел. Но первый Близнец с удивительным проворством выхватил ее, а потом накинулся с бранью на неудачника-арфиста. "Нельзя играть на арфе днем, когда видна вся эта грязь, в которую мы вот-вот свалимся", – с запалом кричал он, "эти голые отвратительные деревья, облезлые птицы и звери, бледные физиономии окружающих и их истрепавшаяся за зиму одежонка". От гнева прозрачные щеки первого Близнеца даже порозовели. "Арфе следует внимать на восходе солнца, когда воздух зыбок, а потому разносящиеся звуки нежны и хрустальны, а свет вечерней зари бросает оранжевые и розовые блики на ночные одежды. Или, если на душе мрачно, можешь играть поздним вечером, чтобы звуком обозначить волны наваливающейся темноты". Однако, как заметил Барашек, второй Близнец слышал эту тираду не впервой, судя по тому, что совсем не обращал внимания на слова первого Близнеца. Вместо этого, он с решительным лицом методично откручивал одну из струн арфы, до которой, наконец, смог дотянуться. "Не смей ее трогать", – заорал первый Близнец и резко дернул арфу на себя. От его усилия оба Близнеца потеряли равновесие и громко шлепнулись у береговой кромки. "Ах", – стонали они, вытаскивая из воды частично вымокшую полупрозрачную синеватую одежду, – "мой плащ, мои крылья. Моя арфа!". Протащившись вдоль берега метров двадцать, приволакивая за собой отяжелевшие крылья, они взмыли в воздух и неровными толчками, переругиваясь друг с другом, полетели по направлению к снежным вершинам гор, видневшихся далее, за темным лесом. "Ох уж эти поэты-музыканты, " – услышал Барашек голос снизу и увидел огромного Рака с выпученными красноватыми глазами, который прятался за камнем рядом с местом его водопоя. "Вечно они недовольны собой", – проворчал он и представился, приподняв клешню: " Рак членистоногий мелководный к вашим услугам". От поклона, отвешенного им, у него даже приподнялся панцирь, и Барашек увидел под ним тощенькое тельце. "Куда изволите держать путь?" – поинтересовался он. "Еще не знаю", – чистосердечно ответил Барашек, – "мое стадо рассыпалось, и я теперь ищу новый дом и пастбище. Кажется, у вас тут неплохо. "Да, здесь недурственно и волков вроде нет", – сказал Рак, внимательно оглядывая Барашка. "Слушай", – вдруг сказал он, –"а не перенесешь ли ты меня через реку? Около того берега водоросли сочнее и вода чище". "Как же я тебя перенесу?" – удивился Барашек, но Рак в эту минуту впился в его шерсть на боку, и Барашек шагнул в воду, в холоде которой угадывалось, что речка ведет свое начало с одной из покрытых вечным снегом вершин. Идти, впрочем, несмотря на обилие водорослей, оплетавших ноги, было не трудно, однако нутром Барашек чувствовал какое-то волнение, которое, вероятно, было вызвано полным отсутствием в воде живых существ вроде мошек, лягушек или мелких рыб. Достигнув середины речушки, Барашек заметил, как смолк щебет птиц на деревьях и в эту минуту увидел мелькнувшую справа от себя длинную узкую тень. Одновременно он почувствовал, как Рак, цепляясь ногами и клешней, перебирается через его спину на другой бок, где он и постарался зарыться в шерсть как можно глубже. Из воды выглянула очень неприятная несытая зубастая морда и длинная Щука, разинув пасть, ринулась на таран. Завязнув в иле, Барашек все же исхитрился подпрыгнуть вверх и Щука, уже набравшая немыслимую скорость, пролетела под его брюхом, задев чешуей заднюю ногу. В два скачка Барашек выбрался на берег и оторопело уставился на бурлящую воду посередине речушки. Однако его новый знакомый оказался не промах: не удержавшись во время прыжка Барашка на его шерсти, Рак развернулся и принялся улепетывать к другому берегу, где и спрятался за корягой. Дрожа от волнения, Барашек принялся обиженно зализывать ногу, соображая, в какую-де долину его привела несчастливая баранья звезда. В это время вокруг потихоньку стало смеркаться, и Барашек понял, что может остаться без ночлега. "Хоть бы сена клок, да крышу над головой", – тяжело вздохнул Барашек и захромал к мельницам с медленно вращающимися темно-красными крыльями. Лязг, издаваемый ими, был слышен за версту, но рядом почти никого не было видно. Только серебристый Козерог ворошил мешки с зерном, и стояла одетая в длинное темное платье Дева, на голове у которой красовалась уютная меховая шапочка, а ноги были утоплены в меховые ботиночки. "Привет хозяевам", – подал голос Барашек, правда, от усталости, это прозвучало не очень уверенно. "Простите, я иду издалека и мне негде притулиться. У вас нет клока сена в хлеву, где я мог бы переночевать? Если хотите, я поделюсь своей шерстью в уплату. Она у меня местами, несмотря на начавшуюся линьку, еще очень плотная и теплая", – проблеял Барашек. "Шерстью?" – переспросил, обернувшись, Козерог. "Притулиться?", – отозвалась Дева. Они немного посовещались между собой, после чего Козерог распахнул ворота, за которыми показался небольшой свежевыкрашенный дом с наличниками, разрисованными ветками и ягодами. Ступеньки на крыльце покрывал сплетенный из веток коврик, а на крыше дома крутился флюгер в виде кукарекающего петуха. Живой петух вместе с бурыми курами и гусями расхаживал по двору, а из видневшегося сбоку хлева высовывала голову откормленная свинья. Но в хлев хозяева Барашка не пустили, вместо этого его повели в дом и усадили на лавку перед столом, на котором на полотенце лежал свежевыпеченный хлеб. Дом пах хвоей и чистотой (только из погреба доносился запах варенья и копченостей), все кровати были застланы белоснежными накидками, а перед печью высилась гора начищенных до блеска горшков. Более обустроенного уютного дома Барашек никогда не видел. Из печки на стол были перенесены чугунок с картошкой и мясом, блины, а из погреба, следом за засоленными огурчиками появилась бутылка домашней настойки из крыжовника. Хозяева принялись есть с толком, с расстановкой, отламывая большие куски хлеба и неторопливо вытирая рот широкими ладонями. "Хорошо у вас тут", – через полчаса выдохнул Барашек, расположившийся на лавке. "А у нас, земляных знаков, всегда хорошо", – весело прозвенел голос Девы, пересевшей после ужина к прялке, – "мы дом и хозяйство любим, учет добра ведем, потому и живем дружно и ладно". Не то, что некоторые Скорпионы, Близнецы и Львы", – пробурчал Козерог, допивая содержимое своей кружки. "Тихо ты", – зашикала Дева, при упоминании Льва оглянувшаяся на дверь. "А чем занимается Скорпион?" – спросил Барашек. "А ничем" – неторопливо ответствовал Козерог, – "эликсир молодости и мельницу денег ищет, работать-то ему лень. Другой тоже хорош, только и делает, что требует - то дай ему пшеницу на содержание армии, ученых или учителей, то иностранцев сюда возит, то какую-то Книгу прав принять хочет. Дескать, чтоб по закону все было. Отцы наши честно жили, и никаких Книг не было нужно, а если кто грешил – вилы в бок и порядок". "Да угомонись ты!", – вскричала не на шутку встревоженная Дева, – "договоришься: заставит тебя Лев дозор нести на границе раз в неделю – будешь знать. "А кто такой Лев?" – осторожно поинтересовался Барашек. "Наш правитель", – нехотя пояснила Дева, и сразу же сменила тему разговора: "Ты идешь издалека, расскажи про края заморские". "Я не так уж много видел, как мое стадо развалилось, все по горам шел. Но вот видел одно селенье, где люди по стрелкам старого нэБа живут". И видя, что хозяева приготовились слушать, продолжил…
РАССКАЗ БАРАШКА ПРО СТАРОГО НЭБА
Видел я селенье, где живут человек пятьсот, и правит ими старая-старая королева, с короной из бриллиантов на седой голове и в голубых одеждах. А управляет она с помощью часов, от коих ключ на шее носит, – старого нэБа, расположенного на башне из слоновой кости, которая построена на самой высокой вершине. Как пробьют часы ровно шесть утра – народ левую ногу из кровати вынимает, а через полминуты – правую. Ровно в семь садятся они завтракать, и прислуга выносит им бутерброды с джемом и сыр. Ровно в 8 они выходят из дома и начинают пропалывать сорняки в своих садах и теплицах, а в 12 бой нэБа зовет их на обед. Вот тут они мясо и рыбу едят, пивом запивают, которое готовят из золотых злаков, растущих на зеленых полянах между гор. До 2 часов они спят, а потом в 2 часа 15 минут начинают поливать свои сады и урожай в теплицах собирать. В 10 часов им старый нэБ гимн играет, и они почивать отправляются. И в большом почете у них овцы, потому как шерсть их они во все соседние селенья продают и даже в дальние страны – в Долину Гейзеров и на остров Райских Птиц. Даже в царстве ледяного Дыханья эта шерсть ценится. Но только многие селяне считают, что луга, отведенные овцам, мешают им разводить сады и строить теплицы, а потому некоторые из них ночью выбираются и режут овец, а потому я там жить не остался..."
Потихоньку у разморенного едой и теплом Барашка язык заплетался все более и более и в конце рассказа он уронил голову со спиралью серых рогов на стол. И уже сквозь сон он почувствовал, как Козерог крепкими передними ногами переносит его на широкую кровать, где он и утонул в пуховой перине.
ВДОЛЬ ПО ДОЛИНЕ
Утром Барашек проснулся от скрипа мельниц, и, высунувшись на крыльцо увидел, как его ночные хозяева возятся у хлева: свинья удовлетворенно хрюкала, получив объедки, а куры деловито клевали рассыпаемое Девой зерно. "Славно выспался?" – приветила Барашка Дева, выпрямившись над корытом со свинячьей едой. "Уже несколько месяцев так не спал", – сознался гость и засеменил к окнам в хлеву, где на подоконнике увидел огромные садовые ножницы. "Бок решил подставить?" – съехидничал Козерог. "Да его всего-то не обстригай, замерзнет еще, до лета – не скоро", – прозвенела Дева. "Красивым будет", – урезонил ее Козерог. И в самом деле, Козерог так умело подстриг концы шерсти Барашка, что он принял вид Очень Цивилизованного Барана, которого видел заседавшим в Королевском Совете Страны старого нэБа. "Если хочешь", – сказала Дева, "можешь у нас оставаться. Нам шерсть к зиме не помешает, а мы тебя от любого врага и непогоды защитим, мало ли, на кого наткнешься. В нашей долине тоже разные Знаки попадаются, не только высокие духом – хорошие Девы, Козероги и Раки, но и низкие – плохие". "Я бы остался, но, видно, надо свою дорожку искать", – и, тепло попрощавшись, Барашек направился к лесу.
Лес этой долины был очень своеобразным: здесь росли и тропические пальмы, с которых обезьяны кидались кокосами, и северные ели, на которых цокали белки, и дубы, и сосны. Иногда Барашек выходил на широкие поляны, а иногда пробирался через чащу, обдирая бока и даже задевая пораненную Щукой ногу. Но больше всего его поразило огромное болото, красное оттого, что между ягодами росшей клюквы не было видно просвета. Лесной народ пел на все голоса: долбил дятел, кричали сороки, ухал филин. Но за уханьем филина Барашек услышал другой звук, похожий на сдавленное глухое рычание. "Ух, как я зол", – немного жалобно сообщал голос вперемежку с глухим рычанием. Приблизившись, Барашек увидел огромного Льва песочного цвета, который лежал на боку, подмятый упавшим молодым кленом. Вокруг Льва кружились сороки, а из-за куста тайно подсматривала Лисица, радовавшаяся трудному положению, в которое попал властелин, но не вполне уверенная, что он не сможет вырваться из тисков. Лев скреб лапами, но выбраться из-под дерева сразу ему не удавалось. Барашек осторожно подошел ко Льву со стороны хвоста, (чтоб он не мог его ударить свободной передней лапой). "Если я тебе помогу – ты меня не съешь?". "Естественно" – ответил Лев, причем глаза его загорелись: "Львы не едят тех, кто им помогает. А вообще, я пока еще сыт". Правда, вид у него был изрядно отощавший: по-видимому, из-под клена он выбирался еще с прошлого вечера. Барашек подлез под конец ствола и поднатужился: дерево чуть приподнялось – Лев вылез на свободу и тут же стал приводить в порядок свою растрепавшуюся гриву и свалявшуюся шерсть. Ведь их Величество не могло перед своими верноподданными выглядеть недостойно. И тут его внимание привлекла Лиса. Лев взмыл в воздух, но Лисица увернулась и понеслась в чащу, поджав хвост и суетливо перебирая лапами в белых носочках. Лев расхохотался, а потом, повернувшись к Барашку спросил: "Ты откуда? Я тебя здесь раньше никогда не видел". "С гор спустился", – скромно потупился Барашек, поняв, что перед ним находится Сам Правитель. "Пошли отсюда", – прогремел Лев, – "ишь, место какое гиблое, деревья гнилые да болота. Как вы тут только живете". "Так ты нас сам сюда загнал, Владыка", – простонали из-за кустов невесть откуда взявшиеся гиены "И вы тут, " – вскинулся Лев, – "тоже стояли, любовались. Думали – не вылезу. Вылез, да так, что тебе, Облезлый Бок, и тебе, Слюнявая Морда, из этой чащобы вообще теперь лучше не показываться". И рванулся через чащу, сминая все на своем пути. Следом за ним шел Барашек, которому казалось, что дорогу ему проложил не Лев, а Индийский Слон. Лев шел, злобно плюясь на каждый задевший его сук и иногда запрыгивая на стволы поваленных деревьев, чтобы оттуда погрозить скрывавшимся в кустах Гиенам. Через несколько часов они вышли к широкой полноводной реке, катившей волны среди песчаных берегов. От открывшегося приволья захватывало дух. Обзор преграждали лишь горы, находившиеся очень далеко. "По-видимому, именно туда полетели Близнецы", – вслух прошептал Барашек, на что Лев немедленно откликнулся: "Двое с арфой, что ли? Они вообще не от мира сего, только и делают, что летают, да на арфе бренчат у меня перед пещерой. Или прозрачными шелковыми тканями деревья окутывают, чтоб, дескать, на закате смотреть, как они переливаются. А недавно вообще учудили: пробрались к Деве с Козерогом и попробовали все их чугунки на хрустальную посуду заменить. Бедняга Козерог чуть с ума не спрыгнул, когда увидел, как его любимые яблоки, которые он в этой хрусталяшке в печь засунул, в расплавленной посуде плавают. "Я был у них, они славные", – произнес Барашек, все это время ломавший голову, как с Владыкой лучше разговаривать. "Хорошие ребята, только приземленные больно. Все в хозяйстве да в муке. Дева, вон, целыми днями белая от нее ходит. Я им говорю, развеялись бы, в планетарий бы сходили. Я нарочно иноземных ученых привез, а они: нам и тут хорошо, а на небо и ночью смотреть можно". Тут за зарослями кустарников спутникам открылась пещера, утопленная в песчаной горе. Обогнув кусты, Лев первый скрылся в ее узкой арке. Внутри пещеры стоял полумрак, на стенах и на полу в немного хаотичном порядке лежали и висели обрывки самых обыкновенных ковров, а также больших насыщенных красками гобеленов, на которых изображались сцены придворной и охотничьей жизни. Позади трона, стоявшего у задней стены, виднелся и вовсе великолепный ковер, на котором по ступенькам заросшего зеленью старого замка поднимался могучий олень, гордо несущий голову с ветвистыми рогами. Ближе к очагу, расположенному слева, находилось подобие лежанки из веток и плотных шкур. Все это и составляло содержимое логова Владыки долины.
Лев выдернул откуда-то из-за трона шкуру, судя по всему, недавно освежеванного лося, из лежанки – пару свежих веток и пригласил Барашка располагаться. "Ну", – сказал потом хозяин, запрыгнув на трон, с которого у него свесился толстый желтый хвост с запылившейся кисточкой, – "каким ветром тебя занесло и где твои сородичи?"
"Как тебе объяснить", – ответил Барашек, сев на шкуру и ровнехонько поставив перед собой передние ножки, – "наверное, мы сами были виноваты. Мы паслись высоко-высоко в горах и были мы могучие и мудрые, звери издалека приходили, чтоб послушать нас и испросить совета. Матери приносили своих детенышей, чтобы они хотя бы несколько дней попили нашего молока и впитали разума и жизненного опыта, короли выписывали к себе в гости моих сородичей, чтоб они помогли наладить жизнеустройство. Мы всем помогали, и не было врагов, которых мы не могли бы одолеть. И вел стадо от пастбища к пастбищу Вьющееся Седое Руно, самый мудрый и снисходительный среди нас. И длилось так долгие-долгие годы, и вечным было наше могущество, и необъятной была земля, и всюду мы были желанными. Но старым был наш вожак, и подточило, наконец его время. А когда уснул он навсегда на ложе из клочьев нашей шерсти, устроенном среди снегов на вершине, не нашлось другого вожака, который смог бы сплотить стадо и примирить всех. Каждый Баран был добр по-своему, каждый был умен своим умом. Кто-то считал, что если у всех, кто населяет землю, будет хорошее здоровье, в мире прекратятся войны и зависть, кто-то считал, что мир будет спасен, если не останется одиноких, кто-то кричал, что и любовь, и здоровье можно обеспечить с помощью материального достатка, и каждый был прав по-своему. Четыре дня мы спорили, и так и не пришли к согласию. А потому решили разойтись в разные стороны, чтоб каждый шел своей дорогой, чтобы потом сравнить, чья дорога оказалась правильней и полезней для путника и того, кто его окружает. Встали мы все в круг, а потом развернулись спинами к его центру и отправились в путь. "Долго ты шел?" "Не помню, я не вел отсчет времени". Лев задумался, слегка наклонив тяжелую голову с маленькими черными ушами. "Хочешь", – произнес он через пару минут, – оставайся у меня, будешь моим помощником". "Спасибо, Владыка, но мне надо свой путь искать". "Так и будешь бродяжничать?" "Пастбище найду, дом построю, стану детей учить", – вздохнул Барашек. "Дом можешь и здесь справить", – заметил Лев, – но, впрочем, делай, как знаешь. Плохо будет – приходи".
ПОД ЗВЕЗДАМИ
Проснулся Барашек через полутора суток, глухой ночью. Льва в пещере не было (видно, отправился обходить свое царство), а потому Барашек беспрепятственно, но с некоторым сожалением покинул это небогатое пристанище. Небо стояло по сравнению с горами удивительно высоко, а потому Созвездия, вышедшие поиграть, были видны не наполовину, а полностью, до последней, самой дальней звездочки. Но странное дело, именно сейчас Барашек почувствовал, насколько он маленький и теплый по сравнению с холодными равнодушными созвездиями, праздничным фейерверком осветившими землю. Стрелец в шуточной погоне за Козерогом наставлял на него свои лук, Весы качали на своих чашах миниатюрную молоденькую Деву с пушистым хвостом волос на голове, Телец, спрятавшись за Близнецами, исподтишка лягал ничего не подозревавшего флегматичного Овна, а Водолей заплетал в гриву Львицы ленты из звезд. И под этим праздничным, ликующим, отстраненным небом Барашек побрел вдоль берега, утопая в песке и скользя на раковинах.
Шел он долго, пока рассвет не порозовил воду в реке, и Барашек не услышал шум небольшого водопада. Глухой шум падающей воды прорезывали тяжелые неровные удары, которые могло производить только живое существо. Так и оказалось: обогнув водопад, Барашек увидел за ним небольшую пещеру, в которой закопченная фигура в темно-красной куртке с завидным упорством, не без злости, долбила полуметровой ступой мелкую горную породу. Существо подняло глаза, и Барашек встретился с пронизывающим немигающим взглядом Скорпиона. "Простите, я слышал, вы делаете эликсир молодости", – неожиданно выпалил растерявшийся Барашек, даже не представляя, как по-другому можно с Этим Существом начать разговор и желая побыстрее убраться отсюда. "Чтой-то ты про молодость заговорил", – недобро усмехнулся Скорпион, – "вроде молодой еще. Или ты зашел на мельницу денег полюбоваться?" – резко спросил он, а его жало на хвосте затрепетало от возбуждения. "Мне не нужна ваша мельница", – быстро возразил Барашек, – "такие деньги все равно ничего не стоят". "По-вашему, значит, не стоят?", – спросил Скорпион, и развернувшись, придержал передней ногой трепещущее жало. "Ай", – вдруг вскрикнул он, "опять укусило". Грязной тряпкой Скорпион протер ужаленную ногу и присел на табуретку в глубине пещеры. Сбоку его обдавала водной пылью маленькая крутящаяся мельница, в которую из недр небольшой горы постоянно подсыпалась горная порода. Мельница приводилась в движение струями водопада. "Не стоит", – вдруг упрямо произнес Барашек, – "их будет слишком много, и тогда они обесценятся. К тому же ни один Лев, Баран и, тем более, Козерог не станет охотиться, или возделывать поля, если здесь он сможет свободно получить мешочек денег. Через года два все просто помрут с голоду". "Мне не важен результат, Баран, я – ученый, и меня волнует только сам процесс нахождения легкого способа деланья денег, так же как мне интересен поиск эликсира молодости". "Разве одно совместимо с другим?" "Конечно, нет", – вдруг расхохотался Скорпион, – "но я буду знать то, что неизвестно другим и владеть тем, чего нет у других, хотя мне это и не нужно. Молодость", – неожиданно загрустил он, – "это очень нерационально. Как известно, наиболее благоприятное сочетание силы и ума наступает в осенний период. Ранней осенью. Что толку, когда много сил, но нет мозгов. Слава богу, что при этом нет денег. Иначе какой-нибудь богатый молодой дурак весь мир заставил бы исполнять его прихоти. Я делаю мельницу денег, чтоб иметь возможность вознаграждать ими самых достойных, ведь не всегда ученый или резальщик по кости получает достойное вознаграждение. А молодость я дам тем мудрецам, которым реализовать их помыслы, приобретенные с жизненным опытом или путем изучения книг, мешает пора поздней осени. Мой золотой дождь прольется только на избранных". "Я уважаю твое терпение и искания, но как ты определишь, кто может быть достоин денег и молодости, а кто нет? Мое стадо разошлось, так как в споре об истине каждый был прав по-своему. В мире есть круговорот вещей, и мы причиним вред, если выведем его из равновесия". "Без раскачивания нет прогресса", – с достоинством заметил Скорпион. Барашек хотел было ему возразить, что не надо так жестко мыслить, да и прогресс понятие весьма относительное, но потом все же решил не спорить с таким непонятным собеседником. А потому стал, откланиваясь, бочком, двигаться к выходу. Но на выходе споткнулся о камни и чуть не угодил в водопад, в последнее мгновение инстинктивным бараньим чутьем определив опасность.
А на берегу ничего не изменилось: ревел водопад, деревья склоняли к струям куцые ветки, блестели камни, только вот солнце стало перед закатом краснеть, а потому раскрасило их кровавыми разводами. И глядя на эту немного угрюмую картину, где камни и вода словно подавляли жизнь, хотя сами были ее частью, Барашек вдруг впервые за время своего путешествия почувствовал усталость, желание прилечь в травяной постели под знакомое дерево, и чтоб знакомый ветер шевелил шерсть на спине. И снова он отправился в путь под куполом темнеющего неба, на который потихоньку возвращались беспечные звезды. Вслед ему неслись нестройные звуки плохо настроенного приемника: видно, Скорпион решил не долбить в темноте, и стал развлекаться с помощью достижений горячо любимой науки.
Барашек шел и шел и, наконец, уже к концу ночи, упал без сил около Львиной пещеры.
ПОД СОЛНЦЕМ
"Не надоело еще шататься по свету, душа бесприютная?" – поинтересовался днем Лев, расталкивая огромной лапой со спрятанными когтями спавшего беспокойным сном Барашка. "Чего у Скорпиона не заночевал? Он бы оставил, только бы дохлыми грызунами угостил, а так он ничего, вполне для Шибко Ученого Сушеного Дерева гостеприимен". "Да ну его", - замахал спросонья точеным копытцем Барашек, – "еще на эликсир меня пустит. Наша шерсть и жир, знаешь ли, полезны". "Иди поешь, там, за пещерой маленькая лужайка с травой, а потом осматривать владения пойдем. Все равно тебе от меня никуда не деться ", – заявил Лев, и отправился точить свои когти об прибитое несколько дней назад к берегу дерево. Когти скрипели, дерево стонало, но Лев не успокоился, пока не отлакировал их до блеска, так, что они пускали солнечных зайчиков. "Ваше Величество", – поинтересовался, выйдя из-за пещеры окрепший Барашек, – "а сможем ли мы пойти к началу ручья, что у склона гор? Я там оставил чашку, подаренную Близнецами". Лев милостиво кивнул тяжелой головой и пообещал в конце путешествия привести его к ней.
Чашка осталась лежать там же, где ее оставил расстроенный Барашек, только в ней успели поселиться жучки, которых Лев бесцеремонно выкинул, перевернув ее вверх дном. И тут до Барашка донесся знакомый вкрадчивый голос: "Владыка! Ваше Величество! Как я рад, что Вы с Вашим другом навестили наш ручей! Здесь, знаете ли, мало новостей, только Близнецы иногда прилетают, а так живых существ маловато". "Помолчи, членистоногий", – прервал его Лев, – "что это за погань крутится там у другого берега?" "Это мальки играют, мальки", – засуетился Рак, – "все играют, друг за другом гоняются". "Ничего себя мальки. Опять, что ли, приплыла, зубастая деревяшка", – с раздражением сказал Лев и прыгнул в воду. Видимо, Щука во взбаламученной воде не разглядела, что за зверь к ней приближается, потому что Барашек услышал крик Льва, затем его рев, а далее увидел, как Щука оторвалась от львиного бока и понеслась по воде словно ракета, набирающая скорость. Но Лев проявил смекалку, достойную его сана. Он выскочил на берег, понесся по нему следом за Щукой и в прыжке все же настиг ее на мелководье. Хорошенько надавав лапой, Лев выкинул ее на сушу, а потом взялся за Рака. "Я не был ее пособником", – вопил Рак, – "не был!", но неумолимый Владыка обмотал его шерстью на кисточке хвоста и стал этим хвостом вертеть по кругу. Рак посвистом проносился мимо Барашка, вереща от ужаса и вцепившись в шерсть клешнями из последних сил. Наконец Лев, распрямив хвост, пустил Рака в полет и с удовлетворением пронаблюдал, как он с визгом шлепнется в воду. Щука, охая, пробовала добраться до родной стихии. В эту минуту за кустами мелькнуло темное платье, выскочившая из-за кустов Дева проворно схватила беспомощную хищницу за бока и затолкала ее в ведро, из которого прежде высыпала на землю чернозем. "Здравствуй, красавица", – галантно произнес Лев, игриво склонившись перед дамой, – "ушицы захотели? Завидую я Козерогу, выпечка всегда на столе, дом опрятный и молодая румяная да рукодельная рядом". "Завидуй, завидуй", – белозубо улыбнулась Дева, поигрывая ниткой кораллов на шее, – "не всем же делами государственными заниматься да в небесах парить. Нам, простым знакам, на земле жить как-то хочется. Это вы все масштабами аршинными мерите". Дева затолкала в ведерко высунувшийся чешуйчатый хвост и маленькой лопатой огрела обезумевшую зубастую морду. Щука затихла. Дева шутливо откланялась и, легко ступая ногами в меховых ботиночках, пошла к мельницам, шелестя складками длинной юбки. Солнце светило ей в спину, и потому ее силуэт словно растворялся в солнечной пыли. Пели кузнечики, и в душу проник умиротворяющий покой.
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
А потом два дня шел дождь. Мелкий, серый и прохладный. Вода в реке была покрыта кругами от капель, а противоположный берег совсем затерялся в тумане. Лев и Барашек скучали у костра и лениво обменивались словами, лежа на постелях из ветвей и шкур. Но, видно, Лев не любил долго скучать, а потому в конце второго дня ему взбрело в голову купить летописца, который записал бы историю его долины и хронологию царствования династий. А потому Лев велел подданным барсукам запрячь самых лучших белоснежных лошадей и покрыть их ярко-красными с золотом попонами. Лошадей запрягли в золотую карету с белыми дверями и узорами на стенах в виде вьющихся растений. На козлах сидел Старый Телец в ливрее, дородный и очень представительный, в синем бархатном кафтане. Карета покатила по долине, потом через деревянный, но длинный мост, миновала реку, лес и застучала по дороге, тянувшейся сквозь горы. Пока кучер огибал скалы, Барашек успел разглядеть на одной из вершин миниатюрный хрустальный дворец, в котором, как сказал Лев, жили Близнецы. А после гор открылась широкая желтая дорога, сквозь зеленые поля ведшая к пыльному городу за каменной стеной. "Здесь кончаются мои владения", – сообщил Лев, поминутно выглядывая из кареты и бросая взгляд на поля пшеницы и кукурузы, тянувшиеся вдоль дороги, – "это земля Скорпиона Мудрого, брата нашего Скорпиона. Он поживее, чем его брат, но тоже очень своеобразен. Не станем терять времени, а то он меня затащит смотреть планетарий и у меня опять от зависти потечет слюна, а отправимся сразу на площадь Пшеничного Колоса в бумажные ряды".
Площадь оказалась огромной, и по ней перемещалось множество шумного отоваренного народа. Всю ее перерезали ряды – Рыбный, Мясной, Злаковый, Тканный, Хрустальный и Оружейный. Бумажный ряд оказался плотно прижатым к домам, окружавшим площадь. Лев вышел на улицу и, помахивая тросточкой (Барашек с удивлением обнаружил на нем щегольские сапоги и зеленый камзол, под стать его зеленым глазам, который Лев нацепил еще в карете), стал прогуливаться вдоль рядов. Мещаночки за прилавками лукаво улыбались элегантному барину. Наконец, они дошли до Писательской Лавки. Под шелковым тентом на ковре, поджав ноги, сидел Рыба и водил с задумчивым видом пером по великолепной розоватой бумаге. Почувствовав через минут пятнадцать на себе взгляд спутников, Рыба, не спеша, поднял прекрасные глаза и мягким голосом поинтересовался, что им нужно. Узнав, какую работу ему предлагают, Рыба надолго замолчал и заговорил только тогда, когда нетерпеливый Лев громко повторил ему свои предложения. "Да-да, я расслышал Вас", – обаятельно улыбнулся Рыба, – "но я обдумывал". Он снова замолчал, опустив длинные ресницы. Потом неожиданно спросил: "На каком языке должна быть летопись?" "Как на каком?", – ужасно удивился Лев, – "на нашем. Мы же не для Железных Факельщиков пишем". "Просто я могу писать по-персидски, по-арабски, на иврите и латыни, а также на языке древних ацтеков и эсперанто", - сообщил Рыба, но тут Лев толкнул Барашка в сторону: "Ой, пойдем отсюда. Просто, ужас, какой задумчивый. Стукнуть боюсь, чтоб зашевелился". Тут из толпы выделился араб в чалме, на которой красовался золотой Скорпион – знак слуги Великого Скорпиона – и с почтением пригласил Высокочтимого Мудреца Рыбу во дворец. Хрупкий, но красиво сложенный Рыба пошел за своим гонцом через толпу, встряхивая вьющимися темными кудрями и своей, немного застенчивой улыбкой, вызывая восторг и нежность в глазах встречных женщин.
Следующим претендентом на пост летописца стал белокурый Водолей, с шутками и прибаутками сочинявший стихи за вознаграждение.
"Я забыть тебя не в силах, милый друг,
Мы пойдем, когда вернусь, на ближний луг,
Там зарю с тобой мы встретим и рассвет,
Проживем мы в счастье много-много лет".
Громко орал он в ухо полу глухого старого Тельца, который смущенно сжимал в руках букетик фиалок, перевитый ленточкой. "Да нет", – слабо сопротивлялся очень взволнованный Телец, – "она у меня не такая. Ну, знаете, не такая"... "Не современная, что ли?", – спросил Водолей. "Ну да, то есть нет, моих лет, много лет встречаемся, наконец, решили пожениться. Она любит стихи..." – Телец беспомощно водил тростью по воздуху. "Лиричные?" "Ага, лиричные", – обрадовался найденному слову Телец.
"Ах, ветки нежные свои
Не так склоняет упоенно
Сирень под тяжестью листвы,
Как я колено, вдруг плененный,
Красой чарующей твоей,
Твоими нежными глазами.
Согрей меня, скорей, скорей,
Своими алыми устами".
Закричал вдруг Водолей на шарахнувшегося Тельца. Лев громко расхохотался, а Водолей, не поняв, быстро спросил: "Вам что, погрустнее надо?" Вслед удалявшимся Барашку и Льву несся замогильный голос:
"В чертогах смерти,
Где пируют забвенье, холод и покой,
Я, окропив живой водой,
Верну сиянье в твои вежды,
Верну улыбку и надежды".
Проталкиваясь дальше, Барашек и Лев, наконец, увидели другого кандидата – худого маленького Стрельца, похожего лицом то ли на мальчика, то ли на девочку-подростка, но туловище, как и положено, было лошадиное. Стрелец следом за диктующим Раком строчил пером по бумаге как ненормальный, и от злости, что не успевал, иногда бил копытом по стенке стоила. "7 фунтов пшеницы, 5 фунтов сахара, 8,5 фунта масла. Нет, 7 – сахара, а 8,5 – пшеницы..." "Да погодите!", – дубасил в отчаянье копытом Стрелец, – "а масла-то, масла сколько?". "Я же сказал". "Ты не то сказал". "Много понимаешь, слушай лучше, что я говорю". "Да я и слушаю, ты сам-то понимаешь, что говоришь?!" Рак и Стрелец склонились над листом, а потом Рак опять затрещал: "Так, с запасами разобрались. Теперь со строительством дома: 17 листов кровельного железа, 12 коробок кирпича, цемента – 5 мешков, как 5, жена ж говорила, что 6, то есть 11 – цемента". "Стойте, стойте", – изнемогал Стрелец, но неумолимый Рак, из-за того, что глаза находились у него наверху, и он не видел состояния собеседника, несся дальше. Диктовка длилась минут 40, вокруг собралась толпа, и кто-то заключал пари, когда Стрелец устанет и перестанет записывать. Стрелец выдержал, но окружающие не учли другого. Стенка стойла наконец не выдержала и с жалобным скрипом накрыла счетовода и писца. Первым выскочил Стрелец, залитый чернилами, и за клешню стал тащить из-под обломков Рака. Рак упирался и стонал, но все же вылез. "Что у тебя тут за бардак!", – выпалил Рак. "У самого бардак!", – с не меньшим чувством ответил писец. Рак схватил бумаги, сунул Стрельцу денежку и отправился восвояси, величая писца чурбаном, остолопом и деревом, но, впрочем, без особой злости. Глаза у Льва загорелись: "Вот этого и возьмем", – он дружески обрушил на худоватую спину лапу, отчего Стрелец издал странный писк, а ноги у него немного разъехались. Стрелец не стал торговаться, кивнул, и из-под обломков стал вытаскивать немудреные пожитки: две старые попоны (одну потоньше – для лета), одну праздничную бархатную с золотой бахромой, коробку щегольских подков, клубок лент для гривы и мочалку. Прихватил также огромный писчий набор: несколько рулонов отличнейшей бумаги и бумаги похуже, трехлитровую банку синих чернил и пузырьки с красными чернилами, коробку ластиков и несколько листов промокашек. Всю коллекцию венчала дощечка для письма и маленький глобус. Все, кроме бумаги и доски, запихнули в карету, а их прикрутили к крыше. Вместе с Барашком и Львом Стрелец уже не поместился, а потому его привязали за длинные удила, и он резво поскакал за ними по дороге. За худосочность, а также из-за вечно обуревающих мыслей, требующих записи, Лев постановил, что Стрелец будет жить рядом с пещерой, а Барашек предложил ему кормиться на своей поляне.
ДОМ СТРУН С МРАМОРНЫМИ СТУПЕНЯМИ
Постепенно жизнь вошла в обычную колею, а ее ритм приобрел постоянство: каждое утро Барашек сопровождал Льва в обходе по владениям, а потом вместе с набегавшимся Стрельцом, собирающим сведения по истории долины среди жителей, шел на поляну. Трава там была сочной и длинной, хотя и жестковатой, а потому хорошо восстанавливала силы. Владыка в это время угощался в пещере мясом, и его довольное урчание раздавалось по всей округе. После обеда он вел прием подданных, выслушивая их жалобы или решая споры. Барашек шел в школу делиться с детьми мудростью, набранной в стаде и за время путешествия. Стрелец же забивался в пещеру позади Льва, чтобы за специально сколоченным столом записать все, что услышал за день. И все было хорошо: зеленая трава, журчание реки, мягкая постель из шкур и общение с друзьями, но чего-то Барашку не хватало. И однажды, во время грозы, он вспомнил, чего именно. Как-то раз в селенье, живущем по стрелкам старого нэБа, он увидел чудесный дом, в котором все жители собирались, чтобы петь песни, душиться благовониями и читать вслух красивые умные книги. Они говорили, что таким образом служат Безграничным Сферам. Барашек подумал, что жители долины, хоть и не знают, кому служить, могут просто собираться в таком же красивом доме.
Лев сразу загорелся этой идеей: он сказал, что надо построить внутри маленькую сцену, чтоб на ней выступали артисты (хотя бы те же Близнецы, если к тому времени они не доконают свою арфу), учителя, врачи и путешественники. А в особо торжественных случаях он мог бы сам произносить какую-нибудь речь (Барашек как-то слышал, что Лев был неплохим оратором). А потому повелел Лев собрать жителей на добычу глины и мрамора и созвал каменщиков и архитекторов из соседних земель. Дело это было добровольное и достаточно выгодное (тем, кто работал на постройке, пообещали билеты раз в месяц на выступления самых больших знаменитостей), и, как ни странно, народ стал потихоньку собираться. Большую нагрузку взяли на себя Козерог и Дева, возглавившие работы по добыче исходных материалов. Штат архитекторов – старого Журавля, его помощников двух Бобров (один с вытертым хвостом) и Кречета – специалиста по топографии – прислали дружественные правители. Их работу контролировал Барашек. Художника выписали из маленькой Страны Тающих Звуков, лежащей на расстоянии тридцати суток езды. Внутреннее убранство подбирал Скорпион, у которого неожиданно обнаружился хороший вкус. Пол согласились постелить местные жители - Барсуки. Стрелец выполнял роль разносчика указаний. Работа шла только в выходные дни (в будние дни необходимо было заниматься будущим урожаем), и о наступлении субботнего утра в течение этих трех месяцев можно было узнать по скрежету пил и стуку молотков. На строительство приходили даже дети, вносившие свой маленький вклад в общее дело, и работа спорилась, несмотря на вечно существующие проблемы и трудности. Но однажды возникла совершенно немыслимая ситуация, грозившая надолго затянуть строительство и даже нарушить гармонию, начавшего было вырисовываться, здания. Кончился мрамор. У соседей был только розовый камень, а из белого, добытого в ближайших горах, удалось сделать лишь три колонны из четырех. На ступеньки и на пол в холле его все же не хватило. Жители долины рыскали по горам в поисках мрамора, и нашли его благодаря Стрельцу, увлекшемуся поисками и свалившемуся в неглубокую расщелину. Вызволять его (а стены были отвесными и сам он, несмотря на прыгучесть, выбраться бы не мог) пришло добрых два десятка жителей. Лев, свесившись, как настоящий хищник, со скалы, крикнул, чтобы Стрелец обвязал себя и небольшую глыбу мрамора, найденную внизу ущелья, веревками. Прорыть траншеи под глыбой спустились Барсуки-добровольцы. Потом их и всклокоченного Стрельца вытащили, и, в полном составе, стали тянуть веревки. Глыба поддавалась плохо и на полпути начала увлекать горе-каменотесов вниз за собой. Тут к тянувшим подскочил и сам Владыка (Барашек впрягся еще раньше, загребая сильными точеными копытцами землю), схватил самую длинную веревку и с какой-то сумасшедшей энергией помог сдвинуть глыбу еще на сантиметров 20. И тут движение застопорилось: строители не имели сил продвигаться дальше, но в случае падения глыба, прекрасная, ровная, белейшая глыба раскололась бы. Тогда вниз быстро спустился Барашек и стал подваливать камни, притащил обломки упавшего дерева, и это позволило немного приспустить на них ношу. Каменотесы получили возможность для отдыха, а потом сильным рывком дернули глыбу наверх. Но их страдания так быстро не закончились: на краю глыба зацепилась за ветви рухнувшей березы. Барашку пришлось влезть на груду наваленных камней и высвобождать ее. Глыба сдвинулась, но и Барашек не удержался и соскользнул вниз, сверху посыпались камни. Когда через пару мгновений пыль рассеялась, он увидел над собой усатую золотистую львиную морду с встревоженными глазами и услышал вопли Стрельца, отдающего команды рабочим, как им лучше поднимать из расщелины пострадавшего.
БЕЛЫЙ ДЕНЬ
Барашек пролежал на мягчайшей пахучей подстилке из трав и пушистых шкур неделю. Стрелец приносил ему коренья, а Лев – подарки и свежие новости. День возвращения сил совпал с праздником открытия Дома Струн. Когда Барашек в сопровождении Владыки и Стрельца (на парнокопытных были накинуты праздничные красные попоны, Льва же украшала корона из хрусталя, пурпурная перевязь и золотая накидка) впервые после болезни вышел на улицу и направился к Дому Струн, то увидел, что площадь перед ним заполнилась не только жителями долины, но и гостями из соседних земель. Пестрые одежды и украшения искрились под солнечными лучами, не смолкал гул оживления и радости, собравшиеся дивились на красивое белое здание и жевали продававшиеся повсюду булки и пироги с мясом. Детеныши катались по набравшей силу траве, от резкого запаха которой кружилась голова. И тут ударил маленький колокол, повешенный на крыше над колоннами. Гонг раскачивал Скорпион, накануне выпросивший это право у Льва. Раскачивал он с толком, с паузами, от удовольствия закрывая выпуклые глаза. Сам Дом был небольшой, но, как отметил про себя не без удовольствия Барашек, светлый и немного серьезный, чем-то похожий на улыбку взрослого. После лестницы входящие сразу попадали в зеленый холл, на трех балконах которого расположился по случаю праздника буфет (на четвертом играл оркестр Грачей). Из холла можно было попасть сразу в два зала: фиолетовые двери вели в малый зал, где виднелись фортепьяно и зеркала, но сегодня зал был пустым; а розовые – в такой же розовый большой зал с красными креслами и широкой сценой. Сцену закрывал занавес, на котором Большой Кузнечик играл на скрипке, стоя посередине долины. Причем жители узнали на изображении не только родные реку, горы и лес, но и свои домишки. Мельницы, справа от Кузнечика, кружились на полотне, как живые, и, углядев их, принарядившаяся в пышное голубое с серым платье Дева ужасно обрадовалась. Она непрерывно вертелась в первом ряду, куда ее посадили вместе с Козерогом и Журавлем за особые заслуги в деле строительства Дома, и показывала на эти мельницы соседям из второго ряда. По соседству примостился и Рак, которому маленький рост не позволил бы ничего увидеть уже со следующего ряда, а Щука, которую Дева и Козерог по доброте душевной не съели, в красном в цветочек платке очень достойно устроилась в самом конце амфитеатра. Лев и стрельцово-барашковая свита сели в последнем ряду партера, рядом с проходом. Лев повелел, чтоб королевской ложи не делали, и Владыке пришлось сесть с краю, чтоб не загораживать короной сцену перед сидящими сзади. Тут занавес стал тихо подыматься, гул сразу затих, даже детеныши прекратили возню, и на сцене в лучах солнечного света, который проникал сверху через купол показались очень изысканно одетые Близнецы. На головах у них были белые парики, белые камзолы украшали высокие золотые воротники, нещадно накрахмаленные и втыкавшиеся в подбородки, концы крыльев были украшены голубыми блестящими запонками. В левой руке у них были арфочки и они плавным одинаковым движением поднесли к инструментам правую ладонь. Полились звуки, они уходили высоко в небо, спавшее над куполом, и растекались по захмелевшему залу вешней водой, они наполнили движением воздух, в котором замерли, затаив дыхание, слушатели и заставили мягко колыхаться занавес. Шли минуты, а зал, очарованный музыкой, казалось, перестал дышать, и вдруг над головами взмыли нежные и чистые голоса, которые звенели, как льдинки, бьющиеся о края бокала. Сестрицы Рыбы пели, стоя в проходе между кресел, о зеленом лете и вечно молодой весне, о мягких объятиях зимних снегов и сладости осенних яблок. Они покачивались в такт словам и музыке и словно уплывали вместе с ними за двери, на простор долины; розовая тень июньского предвечернего заката заполняла теперь всю долину с цветами и травами. И, казалось, не будет конца волшебным звукам песни, слушатели потеряли чувство времени и пространства.
Эти звуки еще долго стояли в ушах, и слышались Барашку даже ночью, когда он, поддавшись обаянию романтики, отправился посидеть со Львом и Стрельцом на берег реки. И все было по-прежнему: катились темные потеплевшие воды, шуршала галька, в небе светили холодные и прекрасные звезды. Но только Барашек вдруг поймал себя на мысли, что этот огромный купол черного неба и эти звезды – это все не важно, и пусть они так и пребывают вечно в своей застывшей неприютной красоте. Главное, что у него есть будущее, в котором обязательно случится что-то хорошее, неведомое, необходимое и закономерное.
26 марта 1998 года
