Памяти дорогого сердцу человека

Зелень лавра, доходящая до дрожи. Дверь распахнутая, пыльное оконце. Стул покинутый, оставленное ложе. Ткань, впитавшая полуденное солнце… Бывало, в крымских пейзажах мы умели различить эту итальянскую картинку. Возможно, где-то в Крыму Бродский писал письма римскому другу. Но географическая неточность не помеха для мечтаний.
Кто не чувствовал себя свободным в чужом иностранном городе. Кто не обретал вдруг истинного лица на узких улочках незнакомой столицы. Кто не встречался с судьбой в тупичке у водного канала. Вот он, наш господин мечтатель, идет по иностранному городу, который давно стал ему родным, потому что никому он здесь не известен. Рим. Любимая столица. Путешественнику ведомы самые укромные уголки. Он подглядывает за влюбленными, посмеивается над шумными детишками, затеявшими возню под апельсиновыми деревьями, отдыхает под сводами прохладного собора. Его город полон величественных теней, призраков из прошлого. Гоголь, Берлиоз, Стендаль, Диккенс, Андерсен… Гете. «Ваш капуччино совсем остыл, господин мечтатель. Бона сера…» Овидий Назон воспевал любовь, но почему же в Риме вспоминается не он, а тот сухощавый немец, господин советник, писавший стихи Фаустине, своей вымышленной возлюбленной, и ожидавший ее прихода каждую ночь на Виа Корсо 18. «Нужно позвонить в звонок, и вам непременно откроют».

Интересно, как бы поступил этот невысокий, чуть сутулый человек, если бы был свободен от любви тысячи людей, не отпускавших его исчезнуть, раствориться в драгоценной Италии. Любви взаимной, но, увы, обременяющей, как многое на этой земле. Каков был бы другой вариант судьбы? О чем он тягостно мечтал, оставшись на несколько минут в одиночестве, и случайно увиденный сквозь витрину кафе давней московской знакомой? Небольшой домик под Римом, любимая женщина рядом и книги, книги, книги вокруг. Мысли, грезы, стихи… Купол Святого Петра, Санта Мария Маджоре, кафе «Греко», Торкватто Тассо, бессмертные стихи Франческо Петрарки, когда-то и Гумилев бродил по этим улицам… А небо, небо – твой Буонаротти!
Что виделось ему, когда самолет отрывался от земли Италии? Какая родина пригрезилась в последнем предсмертном сне? Согрела сердце на прощанье образом родного дома.
… Понт шумит за черной изгородью пиний. Чье-то судно с ветром борется у мыса. На рассохшейся скамейке – Старший Плиний. Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.

2007 год

Лилит Базян
На самую главную