Города, в которых мы живем, накладывают на нас отпечаток. Раз пройдясь по незнакомой улице, вбираешь в себя ее запах и вид. Вниз-вниз по булыжной мостовой, по Андреевскому спуску. Веселые торговцы, рекламирующие свой товар, поддерживают солнечное настроение города. А где-то посередине двухэтажный желтый дом, дом Булгаковых. Теперь сам Михаил Афанасьевич сидит перед его дверями, а когда-то на Андреевском спуске «13» располагались коммунальные квартиры, и ничто не предвещало, что когда-нибудь здесь будет музей.

Два Булгаковских дома в разных городах, как полярные точки его души. Один полон атмосферы семейного уюта, пронизан теплотой отношений большой семьи. Другой – длинный коридор с закрытыми дверями, бесконечное пространство неприютной коммуналки. Нехорошая квартира. Если в дом Турбиных попадаешь, преодолев шумные ряды веселой ярмарки, то московский Булгаковский дом «Большая Садовая (302-Бис)» заключен в мрачном дворе-колодце. И долгая лестница служит преддверием длинного коридора. Абсурден музей, посвященный 30-ым годам XX столетия, в московской квартире Булгакова. Примусы и утюги на просторной кухне, черно-белые фотографии бодрых физкультурников в одной из комнат. Не удивительно, что в конце знаменитого московского романа лихая шайка поджигает город. Да и сами Патриаршие, чудом уберегшиеся от угрожавшей им дикой скульптурной композиции. Как смешон и нелеп памятник Крылову у этих прудов. Кого угодно ожидаешь увидеть там, только не его.
Чей же абсурд первичен, булгаковский или московский? Ах да, времена! Времена по-прежнему безумны!

В московской квартире мы оказались по случайному приглашению. В душной, тесно набитой комнате демонстрировалось зарождение советской мультипликации начала XX века. Жирные, гротескно изображенные буржуи попирали Землю и норовили вдобавок завладеть еще и луной, марсом и другими планетами нашей солнечной системы. А смелые, самоотверженные рабочие, изображенные тоже вполне узнаваемо и стандартно, бесстрашно давали им пинка под зад. Звучали фамилии новаторов, внесших в современное искусство мультипликации новый стиль. Шли субтитры на английском. Видимо, в стране победившего социализма эти шедевры не смогли сохраниться... Мы ушли во время перерыва, через два часа. Остаться на вторую часть не было никаких сил…
В ту поездку в Киеве стояла осень. Сыпались каштаны, неспешно кружились желтые листья. У дома Турбиных мы оказались как раз перед его закрытием. Оставалась последняя экскурсия. То театральное пространство, в котором мы побывали, возможно, существовало только один раз, в тот небольшой промежуток времени. Просторные комнаты, старинный рояль, зеленая лампа и воображаемая лютая зима за окном турбинского дома. Ушедший навсегда мир. Мир, от которого почти ничего не сохранилось, лишь память да роман «Белая гвардия».
Когда после экскурсии мы вышли на Андреевский спуск, ставший для меня теперь навсегда Алексеевским, уже стемнело. Привлекательно и зазывно светилась в темноте афиша какого-то театра…

Лилит Базян
На самую главную